Долина Граумарк. Темные времена - Страница 32

— А если нет? Может быть, нам стоило все же остаться в Вороньей башне, — простонал Бонне. — Тетя Рубиния наверняка выделила бы нам комнату. Мне все еще пахнет ее чудесным черничным пирогом. У нас была бы крыша над головой, мы могли бы сидеть у печи, нас целыми днями баловали бы чудесами кулинарного мастерства. Но нет, тебе ведь нечем больше заняться, кроме как прислушиваться ко вздору, который нес старый священник.

— Вздор, который нес старый священник? — раздраженно переспросил Мило. — Ты говоришь о мейстере Гиндавеле. Он был нашим деревенским священником. Он помогал нам появиться на свет. И насколько я помню, еще вчера ты рыдал и каялся, что виноват в его смерти. Кусок черничного пирога и несколько слов утешения от Отмана — и ты, кажется, все забыл. Для меня последние слова мейстера Гиндавеля — не вздор. Он умирал, но это поручение было для него важным. Он использовал свой последний вздох, чтобы передать мне послание, и я не стану осквернять его, представляя все как вздор.

— Не волнуйся ты так, братик, — спокойно произнес Бонне. — Я ведь пойду с тобой. Но ты все же должен признать, что перспектива найти нашу мать в Рубежном оплоте не особенно велика. Или ты думаешь, что отец, тетя Рубиния и другие жители Дуболистья много лет обманывали нас? Ты действительно веришь в то, что они стояли у могилы матери, плакали и возлагали цветы, при этом прекрасно зная, что она просто ушла? И даже если мы поддались на величайшую ложь в своей жизни, какой нам от этого прок? Она не бросила бы нас без причины, равно как и остальные не стали бы просто так это от нас скрывать. Если она действительно сбежала, я даже знать не хочу почему. Она ушла, и только это важно.

Конечно, Мило прекрасно осознавал: вероятность того, что их мать еще жива, весьма низка, но такова была последняя воля его погибшего наставника, и он должен попытаться ее найти. Кроме того, сейчас, похоже, лучше всего было оказаться подальше от Дуболистья, по крайней мере, если тебя зовут Мило или Бонне Черникс.

Оба полурослика продолжали путь в молчании. Мило и Бонне часто не сходились во мнениях — таково уж было их братское соперничество — но как бы ни расходились их убеждения, Мило всегда радовался, что Бонне рядом. Это было справедливо и в обратную сторону.

Был уже полдень, когда они дошагали до развилки. На восток дорога вела прямо вдоль Черноводного озера, на юг можно было озеро обойти. Мило остановился и принялся оглядывать тропу, однако ничего примечательного не заметил.

— Ну, что опять стряслось? — простонал Бонне. — Ты же сам только что говорил: по дороге на восток не пройти. Или вчера ты недостаточно промок? Лично я вполне готов отказаться от того, чтобы бегать по округе в промокшей насквозь одежде. Так что выбрось эту идею из головы, мы пойдем по южной дороге. Давай.

— Ты же сам говорил, что, возможно, там есть лодка.

— А ты доказал, насколько это маловероятно, — простонал Бонне. — Мейстер Отман нам дурного бы не посоветовал.

Мило едва сдержался. Ему так хотелось произнести два коротких слова. Два слова, благодаря которым любая дальнейшая дискуссия стала бы неуместной: спорим, что… я быстрее доберусь до Рубежного оплота по восточной дороге, чем ты по южной.

Это было практически равносильно необходимости почесаться, когда где-то свербит. Но в этом случае любой спор был бы просто-напросто проявлением глупости и безответственности. Скрюченный лес — не место для детских игр. И без того достаточно опасно пересекать лес пешком. Кроме того, Бонне снова был прав: с них действительно было довольно мокрой одежды.

— Нет, все в порядке, я иду, — произнес Мило, хотя эти слова дались ему с трудом. — Нужно поднажать, через пять-шесть часов уже стемнеет. До тех пор нам необходимо найти подходящее место для стоянки.

— Подходящее место — это постель с теплым пуховым одеялом. Ты хотел сказать, хоть какое-нибудь место для стоянки.

Тем временем оба уже находились в самом сердце леса, где росли самые высокие деревья — древние дубы вперемешку с буками и кленами. Что на земле производило довольно порядочное впечатление, в кронах сменялось настоящим хаосом. Деревья ветвились, путались в кронах соседних деревьев, ведя извечную борьбу за солнечный свет. На земле жило только то, что готово было мириться с жалкими остатками или способно было подкреплять силы иным образом. Древовидные лианы горца или сеть побегов плюща поднимались из густых зарослей папоротника, ползли по толстым стволам деревьев. Все свободное пространство на земле покрывал мох и мелкие колонии грибов. И только дорога, редко становившаяся шире, чем это необходимо для того, чтобы по ней проехала повозка, восставала против буйно разрастающейся природы. Словно отравленная полосами земля, через лес тянулась коричневая лента. Каждый шаг, каждый скрип трухлявой ветки нарушали тишину, эхом возвращаясь к источнику. Иногда даже казалось, что это место хочет напомнить им о давно минувших временах воинственности, когда Тирус собрал здесь свои войска для последней битвы. В этом лесу окопались двадцать тысяч человек, окруженные пятикратно превосходящим их по численности войском из соседних империй. За первые три дня битвы пало столько же людей, сколько листьев падает с деревьев осенью. На пятый день Тирус проиграл битву. В тот же день он был обезглавлен по решению трибунала.

Время от времени Бонне и Мило останавливались на миг и прислушивались. И в этот краткий миг мира и спокойствия им казалось, что они сливаются с лесом и становятся частью его, переставая быть незваными гостями.