Дорн опустил руки, сделал шаг к Сенете. Потом резко остановился, пристально посмотрел ей в глаза.
— Если ты хочешь именно этого, я пойду с тобой, — с грустью в голосе произнес наемник.
У Мило должен был бы камень свалиться с души, однако он не почувствовал такого уж огромного облегчения, как ожидал. Дело было явно не в том, что с ним пойдут воин и волшебница. Все дело было в чувстве, что он разрушил чью-то мечту, пусть даже это была всего лишь мечта наемника, которого он все равно почти не знал.
— Я точно не пойду с вами, — заявил писарчук. — То немногое, что я слышал об эльфах, вынуждает меня держаться от них подальше. Они ненавидят все народы, которые не похожи на них, относятся к ним с пренебрежением и уважения не проявляют.
— Значит, они почти ничем не отличаются от людей Рубежного оплота, — усмехнулся Дорн. — Ты можешь, конечно, остаться здесь — у нас одной заботой будет меньше. Но если ты дернешься и поднимешь тревогу прежде, чем мы выедем за городские ворота, ты пожалеешь, что не подох у эльфов. Мы друг друга поняли?
Писарчук с облегчением кивнул. Он сидел на свернутом одеяле и наблюдал за тем, как остальные собираются в дорогу. Вещей было немного: чуть-чуть провианта, два бурдюка с водой и по одеялу на каждого.
— Нам потребуется не меньше недели, чтобы добраться до Верхних Топей, — произнес Дорн. — Без лошадей или хотя бы двух мулов мы не сможем уйти, если они будут преследовать нас.
— А зачем им устраивать погоню? — спросил Мило. — Мы ведь ничего не сделали. Мы ни с мятежниками, ни с теми забияками на службе у клира.
— Они будут преследовать нас потому, что скоро разнесется весть о том, что Нарек не досчитался наемника, волшебницы и полурослика, которые завладели символом мятежа. Нас будет преследовать либо та, либо другая сторона — в зависимости от того, в чьих руках сейчас городские ворота. Единственный шанс, который у нас есть — это сделать вид, что мы обычная семья, которая спасается от творящихся в городе беспорядков, — Дорн показал по очереди на себя, Сенету и Мило. — Отец, мать, ребенок.
Мило посмотрел на свои ноги.
— Если ты думаешь, что я обую ботинки, то ошибаешься. Забудь об этом! Я всю жизнь без них обходился, а сейчас и подавно.
— А как насчет розовых платьев, достающих до земли? — усмехнулся Дорн. — Вуаль на волосах тоже будет к месту.
— А ты не боишься, что в этом случае женщина будет командовать тобой? — дерзко усмехнулся Мило, в то время как Дорн, ворча, поднимался по лестнице, ведущей из подвала.
— Я бы не стала так его злить, — прошептала Сенета. — Когда у него заканчивается хорошее настроение, начинается острие меча.
— У него было хорошее настроение? — захихикал Мило.
Одного взгляда на улицы Рубежного оплота оказалось довольно, чтобы понять, что мятеж еще не закончился. Хотя большинство пожаров в этом квартале были потушены, кое-где еще тлел огонь, а на юге над крышами стояли темные столбы дыма. Большинство людей не высовывали свой нос из дома. Те немногие, кому нужно было за покупками или на работу, шли торопливо, с опущенными головами.
Нарек вел бои только ночью, чтобы не так было заметно, что его мятежники вооружены очень плохо. Темнота давала также шанс отступить, ведь его люди хорошо знали город, им будет нетрудно уйти от преследователей по темным улочкам. А может быть, ночью он просто чувствовал себя увереннее, поскольку в это время его слепота была не так заметна.
Регориане решили воздержаться от преследования мятежников. И без того было достаточно людей, которые были недовольны образом действий клириков — поэтому они решили, что не стоит настраивать против себя горожан решительными мерами. Судя по всему, регориане надеялись, что со временем переловят мятежников и так.
Мило, Дорн и Сенета вели себя так же, как и многие другие, оказавшиеся на улице в это утро, — они старались двигаться быстро и незаметно.
До городской стены было недалеко, и троица без труда достигла площади перед Восточными вратами. Дорн удержал Мило и Сенету, которые решительно направились к воротам.
— Здесь что-то не так, — прошептал он. — Потерна открыта, а стражника я вижу только одного.
Мило был вынужден признать его правоту. Возможно, в любой другой день это было бы нормально, но с учетом того, что в городе бушевала гражданская война, открытые ворота и скучающая стража — это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Некоторое время они оглядывались по сторонам в попытках обнаружить хоть что-то, но ничто не указывало на то, что это действительно ловушка.
— Я проверю, все ли чисто, — предложил Мило. — На ребенка никто не обратит внимания.
— На ребенка с большими ногами, — напомнил Дорн.
— А ты что, первым делом смотришь на ноги?
— Зависит от того, кто передо мной. Если не стоит смотреть на другие места, то да.
Мило отмахнулся от наемника и потопал вперед, через всю площадь, к стоявшему у ворот стражу. Одетого в половинчатый шлем и кожаный доспех мужчину, казалось, абсолютно ничего не интересует. Он стоял, прислонившись к сторожке и задумчиво поглядывал на полуприкрытую потерну.
— Сегодня утром не проезжал торговец с повозкой, полной горшков, на двух усталых мулах? Его зовут Олек, — конечно же, никакого Олека Мило не знал, просто хотел сказать что-нибудь безобидное.
— Это имя торговца или одного из мулов? — прогнусавил стражник и обернулся.
Мило не мог решить, кричать ему или бежать прочь, поэтому просто встал, как вкопанный, глядя на стражника. Им оказался Раф. Его длинные волосы были собраны на затылке и убраны под доспех, а одежду свою он сменил на плащ стражника.